Сигельбаум Бенджамен

Багси Сигел, гангстер, с чьим именем связано рождение игорного мира – Лас-Вегаса.

Бенджамин Сигел (Benjamin Siegel) родился 28 февраля 1906 года в Бруклине в бедной семье евреев из России. Уже подростком он создаёт банду, специализирующуюся на организации незаконных азартных игр и кражах. В начале 30-х годов Сигел становится влиятельным и авторитетным гангстером, он контролирует торговлю спиртными напитками в Нью-Йорке, Нью-Джерси и Филадельфии во время сухого закона, заводит знакомства с «крёстными отцами» мафии.

Но все его криминальные подвиги меркнут по сравнению с тем делом, которое он начинает в конце 30-х годов. Сигел мечтает создать собственное казино. Его друзья и партнёры уже владели несколькими плавучими казино, расположенными вне территориальных вод США. Сигел решает остановить свой выбор на небольшом городке – Лас-Вегасе. Изначально Сигел не видел в Лас-Вегасе никакой ценности, пустыня, к тому же расположенная вдали от крупных городов. Однако Лас-Вегас имел всё-таки одно преимущество, именно здесь, в Неваде азартные игры были официально разрешены.

Сигел знакомится с бизнесменом из Лос-Анджелеса Билли Вилкерсоном. Билли горит желанием построить самую роскошную в мире гостиницу. Сигел же мечтает создать оазис между западным и восточным побережьем, где можно было бы поиграть в азартные игры, пожить в роскошных апартаментах и насладиться самыми невообразимыми развлечениями. Совместно они приступают к осуществлению своих планов. Мечту называют «Фламинго».

Сигел убеждает «крёстных отцов» вложить деньги в этот проект. Планируется уложиться в 1 миллион долларов, но затраты постоянно растут. В декабре 1946 года проекту исполняется год, однако он не только не приносит денег, но напротив требует всё больших и больших вливаний. Гангстеры не на шутку забеспокоились, когда сумма вложений достигла 6 миллионов. На очередной сходке боссов мафии, проходящей на Кубе, ключевой темой дискуссии стали проблемы в Лас-Вегасе. Сигелу чудом удаётся остаться в живых, за него вступается его давний приятель Лански, который заверяет присутствующих в том, что «Фламинго» непременно откроется на Рождество.

«Фламинго» действительно открылось, но это был провал. Сигел успел к тому времени построить только казино, гостиница же ещё не была готова и гостям просто напросто негде было остановиться.

Боссы были в ярости, жизнь Сигела висела на волоске. И снова ему на помощь приходит Лански, который ценой неимоверных усилий убеждает боссов ещё немного подождать.

Сигел закрывает казино и все силы бросает на строительство гостиницы. В марте 1947 года «Фламинго» снова открывается, но теперь это уже полноценный развлекательный комплекс, к тому же один из самых больших в мире (гостиница насчитывает 3500 комнат).

Мечта Сигела сбылась, только за первую половину 1947 года «Фламинго» заработало 250 000 долларов.

Вечером 20 июня 1947 года 42-летний Бенджамин Сигел был убит в собственном доме. Заказчики убийства до сих пор не установлены. На похороны Сигела не пришёл ни один его «друг».

Многие годы «Фламинго» действительно был лучшим и самым большим развлекательным комплексом не только в Лас-Вегасе, но, наверное, и в мире. В 1980-х годах корпорация Хилтон снесла старое «Фламинго», чтобы на его месте построить новый «Фламинго».

Не беспокойтесь, мы убиваем только друг друга

Багси Сигел

Когда-то здесь была пустыня. На сотни миль – раскаленный песок. И ничто не предвещало, что однажды этот песок станет золотым. Теперь песок переливается во мраке всеми цветами радуги, он оживает с наступлением ночи, из него возносятся небоскребы, украшенные неоновой рекламой, над ним слышится веселая музыка и девичий смех. Сотни тысяч колес Фортуны вращаются здесь от заката до рассвета, и их вращение передается всей Америке, всему земному шару. Лас-Вегас! Мираж в песках, жемчужина невадской пустыни. Нерукотворное это дело – миражи. Но каждый мираж, как гласит физика, это лишь зеркало, в котором отразилось что-то лежащее вдали, за линией горизонта. И Лас-Вегас – тоже отражение. Это отражение мечты одного человека, родившегося в Нью-Йорке в самом начале XX столетия.

Кухня ада

Бенджамен Сигельбаум явился на свет в безнадежном 1906 году, в семье польских евреев-иммигрантов, на самой окраине Нью-Йорка, в Вильямсбурге – еврейском квартале. Впрочем, жили на этой самой дальней оконечности Бруклина все кто угодно: ирландцы, итальянцы, китайцы. Объединяла их не национальность – бедность. Да и не объединяла, а чаще сталкивала! Гортанные крики на идиш и по-итальянски, грубая ирландская ругань, резкие запахи национальных блюд, вонь помоек с утра до вечера наполняли воздух над «Кухней ада», как прозвали это место нью-йоркцы. Не самый лучший квартал, чтобы появиться на свет. Но пусть простыни, сушившиеся на веревках поперек улиц, мало походили на национальные флаги, а скорее уж на флаги капитуляции, не все младенцы рождались здесь, чтобы сдаться перед жизнью. Потому что и Вильямсбург давал каждому шанс. Шанс – и войну.

Здесь действовали сразу три банды, враждовавшие не на жизнь, а на смерть: ирландская, итальянская и еврейская. В основном они состояли из подростков, и Бенджамену пришлось совсем недолго расти, чтобы попасть на эту войну. С десяти лет он уже знал, как достаются деньги. Смелостью и силой – больше никак! Но он знал и другое: зачем нужны деньги. Этого не знают потомственные миллионеры и короли, этого не знают клерки и приказчики, не знают финансисты с Уолл-стрит, но Бенджамен Сигельбаум знал это в возрасте 10 лет. Деньги нужны, чтобы выбраться из Вильямсбурга.

Лански

Вырваться? Для этого нужна сила и удача. А в одиночку ты все равно никто, даже если такой красавчик, как Бен. Но в Вильямсбурге об одиночестве нечего было даже и грезить. Еврейская ребятня с утра до вечера наполняла улицы, и приятели всегда были тут как тут – только выйди за порог! С ними Бен сделал свои первые шаги на городской тропе войны и заработал первые доллары. Начинался уличный рэкет – как пантомима в немых фильмах тех времен: десятилетний друг Бенджамена Мойша подходил к какому-нибудь уличному торговцу и предлагал раскошелиться на доллар-другой. Торговец, поперхнувшись от возмущения, обрушивал на маленького рэкетира поток брани. В этот момент из-за угла невозмутимо появлялся двенадцатилетний Бенджамен Сигельбаум с канистрой бензина и, не говоря ни слова, обливал из нее весь товар разъяренного торговца. Мойша столь же невозмутимо доставал коробок спичек и неторопливо открывал его... К этому моменту лавочник уже совал в маленькую, но крепкую руку Бенджамена требуемую сумму. А в следующий раз канистра была не нужна.

Постепенно вокруг Бена собралась небольшая, но отчаянная компания подростков, с которыми можно было весело проводить время на вечерних улицах: грабить пьяниц и мелких лавочников, красть что плохо лежит, драться с ровесниками-итальянцами, а то и со своими соплеменниками с другой улицы.

Но на соседних улицах жили ребята и покруче Бенджамена, и затевать стычки с ними было небезопасно. Там была компания постарше, у них водились ножи, а у кой-кого и револьверы. Только для Бена Сигельбаума это не было поводом обходить враждебные кварталы стороной, и однажды прямо посреди улицы между «младшей» и «старшей» компаниями случилась драка. Ребята Бена дрались так ловко и самоотверженно, что «старшие» начали отступать, но тут кто-то из них выхватил револьвер. Держал он его, правда, неловко и, когда в пылу схватки кто-то из «малышни» протаранил его в живот, выпустил оружие, и оно покатилось по асфальту. Разгоряченный дракой и весь горящий от ненависти к врагу Бенджамен подхватил револьвер и направил его в сторону противника, но в этот момент на другом конце улицы раздались свистки полицейских. Все мгновенно бросились наутек. Все, кроме Бена, – он так и застыл с револьвером в руке, не желая бросать оружие и не понимая, куда его деть. Полицейские приближались. Всех его товарищей как ветром сдуло, он один стоял на месте драки и сжимал оружие... И вдруг от сильного удара под локоть пистолет брякнулся на асфальт, а в следующий момент чья-то мощная рука втянула его в подворотню.

– Ты что?! – в ярости обернулся Бен к своему спасителю, желая попенять ему за потерю настоящего, самого настоящего револьвера, и осекся. Перед ним стоял предводитель «старшей» компании и весело улыбался.

– Ты о мамочке своей подумал, что она скажет, когда тебя посадят за решетку? Тоже мне, гроза буйволов. А ты смелый, как погляжу. Хочешь работать со мной?

Так, согласно одной из легенд, началась дружба маленького Бена с гангстером Мейером Лански. Дружба, которой суждено было продлиться многие десятки лет.

Они во всем были полными противоположностями: Бенджамен уже тогда не любил долго раздумывать, он предпочитал решительные и безоглядные действия. Кулак, нож, пистолет – все приходило в движение раньше, чем мысли в его голове. Но его выручала интуиция, и чаще всего окружающие только собирались подумать, как им выходить из положения, – а он уже выходил из него победителем. Лански, напротив, терпеть не мог скоропалительных решений. Он любил все обдумать и взвесить, составить план, просчитать все варианты. В этом он походил на своего итальянского босса Лаки Лучано, вместе с которым контролировал часть Бруклина. Но кроме аналитических способностей, Лански еще обладал удивительным обаянием, которое действовало не только на друзей, но и на врагов. В день их знакомства Бен тоже не устоял перед этим оружием, но в будущем ему об этом никогда не приходилось жалеть. Он обрел самого верного друга, который, что бы о том ни говорили, защищал его до последнего дня жизни. Они даже свадьбы сыграли в один день, умудрившись стать шаферами друг у друга! Но и свадьбы, и романтические приключения были позднее, а пока...

Бен становится Багси

Мейер Лански (тоже, кстати, сын иммигрантов еврейского происхождения, Сухомланских) блестяще окончил к тому моменту восемь классов американской школы и целый университет преступной жизни. Теперь он создавал свою, еврейскую, мафию – в противовес итальянской и ирландской группировкам, уже поделившим между собой большую часть бруклинских кварталов. Но делал он это очень осторожно, с самого начала стараясь идти с итальянцами на сотрудничество. «Боевой» тактической работой банды командовал Бен, а Лански разрабатывал стратегические планы – и тоже, разумеется, участвовал в налетах и ограблениях, которые совершали его ребята. Впрочем, до 1919 года они в основном довольствовались обычным рэкетом, взиманием поборов с торговцев и проституток в своем квартале...

Все изменилось после введения в Америке «сухого закона». Лански одним из первых понял, какие прибыли сулит бутлегерство, а Бенджамен со своей бандой головорезов был готов к любым, самым решительным действиям. Они сняли гараж в одном из тихих районов Бруклина, закупили экзотический еще в те времена транспорт – грузовики – и занялись контрабандой спиртного. Но по их стопам в Нью-Йорке тотчас пошли итальянцы и ирландцы, так что в 1920 году почти все гаражи в Бруклине принадлежали той или иной группировке, а если вечером по улице среди многочисленных повозок и кэбов ехал грузовик, можно было почти не сомневаться: везут запретное спиртное! Более того, война между группировками набирала силу. Конкуренты пытались уничтожить друг друга, и Лански не раз и не два спасался от верной смерти лишь благодаря мгновенной реакции своего друга.

Однажды они сидели за столом в гостиной Лански и обсуждали свои планы, когда через каминный дымоход в комнату влетела граната и подкатилась прямо к их ногам. Лански не успел и пошевельнуться, а Бен уже схватил гранату в руки и с силой выбросил на улицу через окно. Разбитое взрывной волной стекло изрезало ему кисть, но оба друга остались живы.

Бенджамен кипел жаждой мести, он рвался тотчас наказать обидчиков, тем более что подозревал двоих гангстеров из конкурирующей группировки. Но мудрый Лански посоветовал ему не пороть горячку, а сперва сделать отвлекающий маневр и обеспечить себе алиби. На следующий день Бенджамен, жалуясь на боли в поцарапанной руке, лег в местную больницу, где в течение двух недель с утра до вечера находился под присмотром сиделок в палате на четвертом этаже. В начале третьей недели, поздно вечером, он сказал медсестре, что уходит спать, отправился в свою палату, выложил из подушек фигуру спящего человека, накрыл одеялом и спустился по веревке через окно вниз, а там его поджидали еще три лучших стрелка из его банды... Наутро он тем же путем вернулся в палату и как ни в чем не бывало принимал утренние лекарства, пока половина полиции Нью-Йорка гадала, кто это мог совершить два дерзких убийства на другом конце Бруклина...

Именно с тех пор у Бенджамена появилось прозвище Багси – «жучок». Но называли его так только за глаза, поскольку знали, что это прозвище он ненавидит. Какой там «жучок» – красавчик Бен! Ему только-только исполнилось 22 года, а все женщины были от него без ума, все деньги сыпались ему в карман, и враги трепетали, услышав его имя. А друзья... Какие у него были друзья! Ведь это именно к нему напоследок заглянул Альфонсо Капоне, перед тем как уехать из Нью-Йорка в Чикаго. Тогда на Капоне охотилась ирландская банда, и он обрел у Бена надежное убежище, а на прощанье Багси подарил ему свой плед, чтобы не мерзнуть на осеннем ветру... Их многое роднило. Оба стреляли не задумываясь. И у обоих путь к славе шел через изгнание из Нью-Йорка.

Голливуд

Багси был уже знаменит, знаменит настоящей газетной славой. Его фотографии частенько появлялись на первых полосах, когда речь шла о каком-нибудь жестоком убийстве. Но у полиции не было никаких улик. А с газетчиками Багси обращался по-свойски. Однажды в интервью, отвечая на прямой вопрос, сколько человек он убил собственноручно, Бенджамен Сигел посмотрел на репортера своими голубыми глазами и честно сказал: «Допустим, двенадцать». И спустя секунду добавил фразу, которая с тех пор стала крылатой: «Но не беспокойтесь, мы убиваем только друг друга».

И пусть полиция не могла взять в толк, кто уложил той ночью двоих известных в своем районе гангстеров, преступные группировки не слишком доверяли всяким алиби, если речь шла о Багси Сигеле. Для них все было очевидно. Они не прочь были поговорить с ним – и поговорить с оружием в руках. Надо было уезжать из города. Лански предложил Багси отправиться эмиссаром нью-йоркской мафии на Западное побережье, в Калифорнию.

Как бы жестоко ни враждовали в те времена нью-йоркские гангстеры, усилиями таких людей, как Лански и Лаки Лучано, разрозненные бандитские группировки все-таки были формально объединены под единым руководством «Большого совета». С тех пор как взошла звезда Аль Капоне, это руководство распространилось и на Чикаго. «Большой совет» и был тем, что мы понимаем сегодня под словом «мафия». В него входили необязательно самые богатые, но самые уважаемые, самые авторитетные гангстеры. Отправляясь в Калифорнию, Багси, в сущности, становился одним из них. Это было почетное изгнание, как ни крути. Но и очень ответственное дело...

Впрочем, слово «ответственность» к Багси, похоже, было неприменимо. Он стал уже достаточно богат, чтобы жить как хочется. Может, именно поэтому местом своего добровольного изгнания в Калифорнии он выбрал Голливуд.

Если кому-то неизвестно: Голливуд – это Остролистный Лес, местечко, где снимал первый полнометражный фильм первый в мире великий кинорежиссер Дэвид Гриффит. Уже тогда не обходилось без стрельбы и погонь. К началу тридцатых годов это был шикарный киногород, где снимались фильмы на самые актуальные для Америки темы. В основном про гангстеров. Багси Сигел пришелся здесь как нельзя кстати.

Он был идеальным воплощением гангстерского стиля. Прекрасно сидящий костюм, холодная улыбка, шляпа, элегантные манеры, зажженная сигара в руке... Кто его этому учил? Или он сам учил этому стилю всю Америку? Вот еще один загадочный вопрос.

Загадочный – потому что здесь, в Голливуде, Багси встретился со своим другом детства из Вильямсбурга Джорджем Рафтом. Джордж тоже сделал за эти годы карьеру, он стал кинозвездой. Лучшим актером, изображавшим гангстеров! Теперь уже трудно сказать, кто диктовал Америке гангстерский стиль с киноэкранов, настолько они были похожи – Багси и Джордж. Одно известно точно: женщины буквально падали к их ногам. Не успел Багси обосноваться в Голливуде на скромной вилле, купленной за какие-то 200 000 долларов, как уже стал незаменимым гостем любого «киношного» собрания. На вечеринках все восходящие звезды спешили познакомиться с ним и, как правило, не отказывались провести ночь на скромной вилле Багси...

Мейера Лански рядом не было, но Джордж Рафт оказался не менее рассудительным другом. Он предложил Багси заняться своеобразным рэкетом режиссеров. Коль скоро между большинством кинодив и Багси так или иначе выстроились доверительные отношения, ничего не стоило посоветовать им потребовать тройной гонорар, а режиссеру сказать, что в его силах уговорить звезду чуть-чуть умерить аппетиты... Словом, Багси делал искусство! Это приносило ему немалые деньги и изрядное удовольствие.

Но между тем в мире назревали перемены не менее стремительные, чем перемена декораций в голливудских фильмах. В Европе закипала война.

Светлые лошадки

Америка участвовала во Второй мировой, но бои шли далеко. Здесь же кипела своя жизнь, а у гангстеров продолжались свои собственные военные действия, которые, что поделать, были для них куда важнее и ближе. Войны за золото, войны за доллар.

Тогда еще никто не знал подлинного смысла слова «информация», и, пожалуй, подняли бы на смех того, кто скажет, будто информация – это деньги. Не смеялся бы лишь Багси Сигел, потому что одним из первых научился использовать информацию. Это было логическое продолжение его страсти к азартным играм. С детства он любил покер, любил лошадиные бега. Сколько тысяч долларов они спустили вместе с Джорджем Рафтом на скачках под Голливудом! Но Багси знал систему тотализаторов как свои пять пальцев, и это позволило ему построить свою, первую в мире информационную империю, которая вскоре стала приносить огромные доходы.

Дело в том, что в Америке работала целая сеть тотализаторов во многих городах, и главным объектом пари в них были результаты скачек. Ставки принимались до самого момента объявления результатов. А результаты объявлялись по радио. Всегда оставалось несколько минут, чтобы прямо с ипподрома обзвонить хозяев тотализаторов и передать им (разумеется, за соответствующую плату!) информацию о результатах заезда. Для этого у Багси была специальная контора с десятками телефонисток, которые должны были мгновенно соединяться с сотнями игровых заведений по всей Калифорнии. Хозяева заведений тоже внакладе не оставались: они могли втридорога продать информацию или сами сделать ставку на уже победившую лошадь.

Но и здесь не обошлось без гангстерской войны, из которой Багси вышел победителем, аккуратно убрав директора конкурирующей фирмы. Все бы было хорошо и его процветанию не было бы предела, если бы в середине сороковых годов не начались прямые радиотрансляции с ипподромов. Первая в мире информационная империя рухнула, просуществовав всего несколько лет. Однако игра оставалась главным магнитом для Багси, самым приятным и заманчивым источником доходов. Да только большинство азартных игр в Америке было запрещено. Карты, рулетка, игровые автоматы – все это было вне закона. По всей Америке. За исключением штата Невада.

Flamingo

И здесь мы подходим к еще одной, пожалуй, самой знаменитой легенде о Багси Сигеле. Она гласит, что в нескольких часах езды от Лос-Анджелеса, в штате Невада, в пустынном месте, где был только один маленький пыльный поселок с помпезным названием Лас-Вегас и парочка армейских гарнизонов, Багси Сигел бродил по каменистой долине, пиная булыжники ногой, и представлял себе великолепный, сверкающий огнями город, на который падает золотой дождь...

На самом деле все было еще романтичнее. Ни о каком золотом дожде Багси тогда не мечтал. Только о любви.

Да. Еще в Голливуде он нашел свою последнюю любовь – актрису Вирджинию Хилл. Это было три года назад. Теперь шел 1945-й. Война закончена. Мир спасен. Казалось, в этом мире есть место любви, но деньги уходят как вода. И жизнь уходит как песок сквозь пальцы, ему уже за сорок, ей чуть больше двадцати. Он больше не хочет стрелять. Он хочет создать для нее мир, в котором бы они оба были счастливы. Мир для девушки, которую в кинопробах называли псевдонимом Flamingo. О каком мире она мечтает? О каком мире мечтает он? Конечно, о таком, где жизнь строилась бы на игре! Игра будет давать им все. Здесь, посреди невадской пустыни, они создадут оазис, в котором смогут обрести счастье миллионы влюбленных. Оазис, где можно сыграть свадьбу за пять минут. Оазис, где ослепительная вспышка удачи может сделать миллионером любого нищего. Лас-Вегас!

Казино, которое Багси Сигел начал строить в невадской пустыне с разрешения местных властей, так и называлось – Flamingo. В успех этого предприятия поначалу не верил никто. Но Багси, вложивший в Flamingo часть своих денег, как одержимый уговаривал и гангстеров из «Большого совета», и своих голливудских друзей вкладывать миллионы долларов в это строительство. Распорядителем стройки он, правда, был никудышным: рассказывают, что буквально каждый рабочий пытался его обмануть. Например, роскошные пальмы, которые сажали во дворе казино, ночью выкапывали и увозили за двести километров, чтобы наутро снова продать администрации Flamingo. Но Багси не сдавался, он продолжал, казалось бы, безнадежное дело. Через год самое шикарное в Америке казино с роскошными апартаментами, двумя бассейнами, огромным садом и множеством игровых залов уже должно было открыться. Все ждали, что будет дальше.

Внимательнее всего следил за действиями Багси «Большой совет». Именно из его казны (порою без всякого согласования с остальными гангстерами) черпались средства для грандиозного строительства в Лас-Вегасе. Большинство членов совета считало, что Багси Сигел сошел с ума, и требовало его немедленного устранения. На сборе «Большого совета» в Гаване Лаки Лучано вынес смертный приговор, – и его утвердили почти единогласно... На защиту друга встал лишь Лански, убеждавший всех подождать хотя бы до дня открытия. Он уговаривал повременить и дождаться, когда казино начнет приносить доход, чтобы Багси сумел рассчитаться с долгами...

Багси пообещал Лаки Лучано и Мейеру Лански открыть Flamingo 26 декабря 1946 года, на следующий день после праздника Рождества, но выполнил обещание лишь частично: свои двери распахнули великолепные казино и ресторан, но гостиница – гостиница не была готова. На инаугурацию съехались почтенные мафиози, голливудские звезды, – словом, очень много важных и почитаемых гостей. Узнав, что ночевать им негде, они возмущенно развернулись и отбыли обратно. Открытие Flamingo завершилось полным провалом. Участь Багси была решена.

Поздним вечером 20 июня 1947 года Багси Сигел сидел у окна на первом этаже особняка Вирджинии и курил сигару. Он знал о своей участи: отправил Вирджинию в Европу, туда же перевел изрядную сумму денег – на первое время, и почти успел подготовить себе отход. Почти успел. В окно раздался тихий стук. Он подошел поближе – и стекло разлетелось ему в глаза мелкими осколками. Две пули попали в голову, так что в третьей уже не было необходимости.

Спустя ровно двадцать минут в казино Flamingo вошли двое. Они назвали свои имена и заявили, что отныне они – владельцы этого заведения.

А спустя год название «Лас-Вегас» прогремело по всей Америке, и шесть миллионов долларов, которые должен был «Большому совету» Багси Сигел, вернулись десятками и сотнями миллионов. Над Лас-Вегасом зарядил золотой дождь, который не прекращается по сию пору...

Одним эта история кажется пленительной и романтической, других приводит в бешенство. До сих пор мэр Лас-Вегаса в речах, посвященных годовщине основания города, которые он произносит у главного, самого старого городского казино, с яростью повторяет, что не нужно, не стоит связывать Лас-Вегас с именем этого чудовища, гангстера Багси Сигела. И все ему кивают. И все аплодируют. Молчит только золотая табличка на стене казино Flamingo за спиной у мэра, на которой написано: «Основано Бенджаменом Сигельбаумом в 1946 году».